Ерундистика
Когда я не работала, а только училась (а училась я основном спустя рукава), большой проблемой было заснуть. Я не пила горячее молоко с медом, не считала воображаемых баранов и не читала большой толковый русский словарь. Я валялась в кровати, принимая от скуки затейливые позы, и воображала себе всякую ерунду.

Например, хорошо было бы уметь самой летать, и с приличной такой скоростью. Не нужны визы и билеты, махнешь друзьям рукой – мол, встретимся в Париже – и поднимаешься в воздух с рюкзаком за спиной, причем в рюкзак можно положить сколько хочешь духов, маникюрных ножниц, алкоголя и марихуаны. Правда, здесь существуют две опасности: во-первых, журналисты, которые, если пронюхают, то быстро ославят этот уникальный случай на весь мир, и придется не только делать визы, но и получать разрешение на пребывание в иностранной воздушной зоне. Другая опасность – это ПВО какой-нибудь очень бдительной страны.

Или, например, пульт с кнопкой, которая останавливает время. Можно зайти в любое здание, даже охраняемое. Скажем, Белый дом – там только сообразить, как преодолеть высокий забор, если двери закрыты, а дальше – раздолье: мажь министров зубной пастой, малюй на стенах неприличные слова. Можно перелезть через ограду в зоопарке и пощупать жирафа и слона. Можно зайти в самый дорогой отель Москвы и зайти в номер, в котором останавливаются мировые звезды. На кровати поваляться, вид из окна изучить, телек посмотреть. Можно… много что можно, но и простор для злоупотреблений велик. Поэтому не претендуйте на пульт, пусть он останется у меня. Я сумею держать себя в руках.

Или, например, то, что я вижу обычным будним днем, - это сон какого-нибудь человека из прошлого. Спит Да Винчи и видит вертолет над Москвой. Спит простой кучер, и голова у него раскалывается: как, как едут эти странные повозки без лошадей, ну или хотя бы без рельсов и пара?! Спит Ленин – видит красивую, современную, процветающую Москву, людей будущего, и думает, наверное: «О, мировой пролетариат победил! Москва, должно быть, - столица мира, иначе с чего бы тут такая тьма народу.» Потом я спускаюсь в метро, чтобы купить билет, и он впервые обращает внимание на все ларьки и магазины, видит деньги и расстраивается: «Коммунизм так и не построили. Вот олухи!» А спустя некоторое время видит всюду множество названий и торговых марок, написанных латиницей, да и, что еще хуже, попадаются сверх всякой меры объявления языковых курсов. И думает он с ужасом: «Так мы еще и завоеваны европейским государством и, по-видимому, являемся его колонией! Хорошо, что я до этого не дожил.»

Или, например, машина времени – чудесное изобретение, почему ей никто не пользуется? Для начала я бы сколотила небольшое состояние, привозя антиквариат, обмененный на какие-нибудь стеклянные бусы. Для защиты у меня был бы современный пистолет, но я старалась бы никуда не ввязываться. Ходила бы по ниточке и не делала ни одного лишнего шага, просто смотрела бы и слушала – чтобы, как по Брэдбери, история ненароком об меня не споткнулась и не случилось новой точки бифуркации, о которой не знают нынешние учебники истории. Допустим, мой пистолет украли бы, разобрали в оружейной мастерской, скопировали и начали бы делать пусть не точно такие же пистолеты, но с новым принципом действия, который должен был быть изобретен только через полвека. Возвращаюсь в свое время, а там – оба на! – полмира говорит на русском, а американский президент, ругая свое правительство, приводит в пример прекрасные российские дороги.